- А ещё там будет куча зрителей.
- Ага, прикол, правда? – сказал Пепе. – Что касается зрителей, в этом городе полно людей, которые с радостью пойдут взглянуть, как рубят головы, да ещё и детишек повыше поднимут, чтобы те лучше видели. Так что позволь сообщить тебе кое-что о моих намерениях. Я не дам тебе нож, это последнее, что может тебе понадобиться завтра. Я дам тебе кое-что получше. В конце концов, ты же сын Дэйва Вроде.
- Я не играю, - заявил Трев. – Обещал старушке-мамочке.
- Ты обещал старушке-мамочке? – возмутился Пепе. Он даже не пытался скрыть глубокое разочарование. – Думаешь, это кого-то волнует? У тебя звезда на руке. Ты будешь играть, а я тебе помогу. Приходи ночью ко мне в "Заткнис" (извини, по-гномьи это звучит лучше). Ровно в полночь пни дверь чёрного хода. Можешь взять с собой друга, ели хочешь, но только попробуй не придти, чёрт возьми!
- Почему я должен пинать ногами дверь чёрного хода?
- Потому что в каждой руке у тебя будет по бутылке самого лучшего бренди. И не благодари меня. Я всего лишь защищаю свои инвестиции, которые, по чистой случайности, также и твои. Теперь иди, мальчик. А то опоздаешь на тренировку. Но я-то каков? Долбанный гений, вот я кто!
Шагая обратно, Трев заметил на улицах множество стражников. Они могут быть настоящими тварями, если их разозлить, но Сэм Ваймс не нанимал в Стражу людей, которые не умеют держать нос по ветру. Стража явно была на взводе.
Раньше Картер жил в подвале, пока мамочка не сдала помещение в аренду семейству гномов. Пришлось переехать на чердак, который превращался в печку летом и насквозь промерзал зимой. Картер выжил лишь потому, что утеплил стены страницами журналов. Тут было всё: "Луки и Стрелы", "Булавки Бэк Стрит", "Марочный Ежемесячник Стэнли Ревуна", "Бабы, Балагуры и Бретельки", "Големский Наблюдатель" и даже "Современная Резьба". И это только верхний слой. Пытаясь защититься от воздействия стихий, он заклеил старыми журналами все трещины в стенах и дыры в крыше. Насколько знал Трев, Картер не увлекался дольше недели ни одним из представленных в этой странной библиотеке хобби. За исключением разве что одного, тесно связанного с центральным разворотом "Баб, Балагуров и Бретелек".
Миссис Картер открыла дверь Треву и молча указала на чердачную лестницу, проявив "доброжелательность" и "гостеприимство", которыми матери обычно одаривают "плохую компанию", то есть уличных приятелей своих сыновей.
- Он болеет, - буркнула она, словно это просто был занимательный факт, не вызывавший у неё ни малейшего беспокойства.
Как оказалось, она сильно приуменьшила проблему. Один глаз Картера заплыл и превратился в огромный, переливающийся всеми цветами радуги синяк; лицо пересекал свежий шрам. Всю эту красоту Трев увидел не сразу, потому что поначалу Картер не хотел пускать его к себе и кричал сквозь дверь, чтобы Трев убирался. Впрочем, единственным замком на упомянутой ветхой двери был всего лишь кусок бечёвки, поэтому Трев без труда проник внутрь, слегка поднажав плечом.
Картер сжался на своей невообразимо ужасной кровати, словно опасался удара. Треву не нравился Картер. Картер не нравился никому. Иное отношение было просто невозможно. Он совершенно не нравился даже миссис Картер, которая чисто теоретически должна была испытывать хотя бы слабую симпатию к своему сыну. Он был абсолютно нелюбвепригоден. Печально, однако факт: Картер, вонял он или нет, в любом случае являл собой ярчайший пример антихаризмы. Бывало, пару дней подряд его дела шли неплохо, однако потом неудачная шутка, дебильный комментарий или совершенно идиотское действие неизменно возвращали всё на круги своя. Тем не менее, Трев относился к Картеру терпимо, возможно потому, что видел в приятеле того, кем он сам, Трев, мог бы однажды стать, если бы не был, фактически, Тревом. "Может быть, частичка Картера-Вонятера есть порой в любом парне", - иногда думал Трев. Однако в Картере это была отнюдь не "частичка", он состоял из данной субстанции весь целиком.
- Что стряслось? – спросил Трев.
- Ничё.
- Алё, это я, Трев. Насчёт "ничё" я знаю практически всё. Тебе в больницу надо.
- Всё так плохо, как кажется, - простонал Картер, явно спутав выражения.
- Ты что, идиот? – взорвался Трев. – Шрам всего в четверти дюйма от глаза!
- Я сам виноват, - запротестовал Картер. – Я разозлил Энди.
- Ага, вижу, как ты "сам виноват".
- Где ты был прошлой ночью? – спросил Картер.
- Ты не поверишь.
- Блин, тут настоящая война была.
- Мне потребовалось съездить в Лат. Что, драка приключилась?
- Футбольные клубы подписали те новые правила, и кое-кто оказался не слишком рад этому.
- Энди? – уточнил Трев. Он снова взглянул на сочащийся сукровицей свежий шрам. Да, весьма похоже, что Энди был не рад.
Трудно испытывать жалость к столь неприятной личности, какой был Картер, однако тот факт, что парень словно родился с табличкой "Пни Меня" на заду, вовсе означал, что его можно кромсать таким образом. Только не Картера. Это всё равно что крылья мухам отрывать.
- Не только Энди, - сказал Картер. – Ещё Тошер Эткинсон, и Джимми Ложка, и Гаечный Ключ.
- Гаечный Ключ? – удивился Трев.
- И миссис Эткинсон.
- Миссис Эткинсон?
- И Вилли Пилтдаун, Гарри Кэпстик, и братья Брискеты.
- И они тоже? Но мы же их ненавидим. Энди их ненавидит. Они ненавидят Энди. Стоит кому-то из Дурнела случайно забрести на их территорию, и он вернётся домой по кусочкам!
- Ну ты знаешь же, как говорится: враг моего врага мой враг, - пробормотал Картер.